Кинотеатр художественный руководство

Директор «Художественного» Варвара Мельникова

текст:

Александр Перепелкин

Ассистент стилиста:

Алиса Пономаренко

Ассистент фотографа:

Кирилл Григорьев

В апреле после почти семилетней болезненной реконструкции в сердце Москвы открылся кинотеатр «Художественный» — тот самый, где когда-то была премьера «Броненосца Потемкина» и шел ММКФ. Теперь здесь показывают главные мировые киноновинки, советскую классику, документалистику в рамках Beat Film Festival, а 20 июля стартовал фестиваль, собранный командой кинотеатра — «Новая женственность», про актуальное авторское кино, снятое женщинами. Редакционный директор The Blueprint Александр Перепелкин расспросил управляющего директора «Художественного» Варвару Мельникову о том, как столицу и регионы меняет урбанистика родом со «Стрелки» — и для кого придуман новый-старый кинотеатр.

Как бы ты сама объяснила, чем ты занимаешься? Варвара Мельникова — это кто? В двух словах.

Такой простой вопрос, на который очень сложно найти ответ.

Я вот где только не работал (в Mercury и в The Blueprint), и всегда говорю: «Я профессиональный пиарщик-маркетолог, а все остальное — это какие-то мои побочные увлечения».

Я деятель в области культуры и урбанистики. Я занимаюсь образовательными и исследовательскими практиками. Я занимаюсь просвещением с точки зрения как вдохновения, так и развлечения. И я занимаюсь созданием возможностей для реализации городских проектов. 

В каком состоянии в России сейчас находится образование? С одной стороны, в июне вступил в силу закон о просвещении, очень жуткий. С другой стороны, на карантине все стало доступно по зуму, теперь не обязательно ездить в Гарвард, чтобы учиться по гарвардской программе.

Образование сегодня — это не столько и не только про новые навыки или новые профессии. Это про разные способы познания мира и открытие границ через интернет и через разные диджитал-практики. Как ты сейчас сказал — и Гарвард открыт, и Йель открыт, и куча новых школ открывается. Мы можем пойти изучать астрономию или биологию и таким образом открыть для себя совершенно другой мир. Или музыкант может пойти изучать математику и физику. Разнообразие и доступность связаны с желанием человека, с одной стороны, удовлетворить свое любопытство, а с другой — познать мир через разные перспективы.

А мир стал более открытым или более закрытым? С одной стороны, есть интернет, зум. А с другой стороны, мы уже полтора года все сидим по своим странам. Не только Россия. У меня, например, ощущение застоя воды, которая уже немножко зацвела, нет обмена.

У меня раз на раз не приходится. Есть дни, в которые ты чувствуешь мир очень открытым, даже разговаривая через зум со своими коллегами, которые сидят в LA или в Нью-Йорке, или перемещаясь из Хабаровска во Владивосток, где я недавно была. А бывают моменты, когда ощущаешь себя невероятно изолированным. Мир сейчас гибридный, то есть он не однозначно закрыт, но и не однозначно открыт.

С точки зрения культурной или урбанистической повестки — нет, я этого не ощущаю.

А разве нет такого ощущения, что Россия стала волчьим билетом? Мы, когда придумывали The Blueprint семь лет назад, всегда получали «да» от всех героев. Сегодня нам все сложнее и сложнее получать иностранных героев, потому что после 2014 года, после отравления Навального, нам часто говорят: «У вас закон о гей-пропаганде, поэтому мы не даем интервью для России».

Нет, я с этим не сталкивалась. Я работаю с архитекторами, художниками, режиссерами, актерами: это профессиональные люди, которые открыты к тому, чтобы транслировать свою повестку и находиться в диалоге. Диалог не подразумевает, что ты взаимодействуешь только с единомышленниками. У вас могут не сходиться точки зрения. Но на уровне базового комфорта жизни (мы все хотим дышать свежим воздухом, пользоваться хорошей медициной, сидеть в приятных местах и жить в комфортных квартирах) мы не сильно отличаемся от остального мира. Здесь у тебя есть common foundation, вокруг которого можно и разговаривать, и договариваться.

Как этот город-сад, который вы в «Стрелке» стараетесь создать, может сосуществовать с ощущением небезопасности на улице и в стране? Когда ты идешь с работы в Столешниковом переулке, а потом смотришь репортаж на «Дожде», как там бьют людей. 

Но это ведь не каждый день! Живой город — это, с одной стороны, не идеалистическая картинка, в которой тебе всегда хорошо, комфортно и безопасно. Одновременно с этим это и не утопический апокалипсис, где тебе всегда сложно и кругом насилие. Москву можно сравнить с другими мегаполисами, Нью-Йорком, Вашингтоном, Парижем. Как и в любом другом мегаполисе, здесь случаются конфликты. Безусловно, страшно, когда способы выхода из конфликтов становятся жестокими. Так быть не должно.

Давай сравним. Буквально пару недель назад в Лос-Анджелесе после реконструкции открылся исторический кинотеатр Tower Theatre, первый в городе, очень красивый. Реставрацию спонсировала Apple, открывшая там магазин. А вы в кинотеатре «Художественный» после реконструкции открываете кинотеатр. Как вы это себе объясняете во времена, когда даже голливудские студии все чаще выпускают фильмы сразу в стримингах?

Я дам очень неэффективный ответ. Город состоит не только из эффективности. Кинотеатры сносят и разрушают везде, но это не означает, что первый кинотеатр страны, занимающий не так много места в центре Москвы, можно перестроить в Apple Store. В Москве полно пространств, где можно сделать хороший Apple Store, но не так много хороших кинотеатров. Применять принцип коммерческой эффективности к объекту культурного наследия — это все равно что требовать от Большого театра коммерческой эффективности.

Ну почему же, заммэра Москвы по строительству Андрей Бочкарев, рассказывая о новом Генплане города, заявил, что власти видят его целью «наполнение ткани города территориями различного назначения, где будет экономический эффект от каждого метра».

Ну, наверное, в Нью-Йорке тоже можно было бы застроить Центральный парк.

Но тогда бы сразу подешевела недвижимость по периметру.

Именно. Стоимость недвижимости складывается не только из физической стоимости квадратного метра. Ее гораздо больше определяет то, что находится вокруг: парк, театр, кинотеатр, хороший ресторан, хорошая школа, хорошая больница. Конечно, коммерческая, жилая или офисная недвижимость всегда принесет больше денег. Но есть недвижимость, а есть архитектура.

Хорошо, «Художественный» — это важное историческое здание. В нем есть кино, есть кафе, есть интерьеры очень красивые. Чем он принципиально отличается от «Пионера»? 

«Художественный» скорее продолжает традицию качественного кинотеатра, которую десять лет назад придумал для «Пионера» Александр Мамут. Это кинотеатр без попкорна. С хорошими фильмами, которые ты смотришь на языке оригинала с субтитрами, с лучшим звуком и лучшей картинкой в очень красивом месте. 

Юбка WOS, топ Uniqlo,туфли Saint Laurent

Платье Cecilie Bahnsen, туфли Prada

В Москве полно пространств, где можно сделать хороший Apple Store, но не так много хороших кинотеатров

Платье Inshade, туфли Prada

Что значит хорошие фильмы? Я помню, как в детстве ходил в «35 миллиметров» и смотрел все подряд. И в какой-то момент у меня пошла кровь из глаз и я признался себе, что плохое кино — это плохое кино, не важно, авторское оно или нет.

Есть более массовое, есть менее массовое кино, «Художественный» открыт для разных фильмов. Включая то, что оказалось не так просто делать — это показывать то, что я называю «легендарной нетленкой». Как, например, фильм «Берегись автомобиля» или «Броненосец Потемкин». Я не хочу делать пространство для людей, которые должны очень мощно разбираться в кино или, например, любить черно-белое кино.

Так что именно вы будете показывать?

Сложный вопрос, учитывая, что прокатные планы сейчас постоянно меняются. Я бы сказала, что в связи с тем, что огромное количество премьер было отложено, конец 2021 года и 2022 год будет временем, когда у всех будет невероятный выбор того, что можно посмотреть. Все ждут «Французский вестник» Уэса Андерсона, все ждут юбилейного Джеймса Бонда, его выход переносили три раза, огромное количество российских фильмов. В «Художественном» точно будет все лучшее, что сейчас показали на Каннском кинофестивале, начиная с российской премьеры мюзикла «Аннетт» Леоса Каракса, который открывал Канны. «Петровы в гриппе» Кирилла Серебренникова. Еще несколько громких премьер объявим в течение месяца, ну и к дню рождения кинотеатра в ноябре будет еще один собственный фестиваль.

Почему у вас тогда первый фестиваль не про хорошее кино в целом, а про женское кино?

На самом деле мы уже делали фестивали — «Отвязные каникулы» на майские, фестиваль оскаровских фильмов. Этот фестиваль первый в том смысле, что он в основном собран из новых фильмов, которые наша аудитория еще не видела. Почему женское? Потому что это интересный для нас ракурс, который мы считаем важным освещать и просто сильнейшее кино, которое хочется показать.

Но собирал его программный директор Стас Тыркин. Зачем вообще нужна Варвара Мельникова «Художественному»? И он тебе? Это же просто кинотеатр, пусть и очень специальный.

Ты сам ответил на этот вопрос: потому что это очень специальный кинотеатр. «Стрелка» — тоже очень специальный проект, а не линейная штука только про образование или просвещение. Моя ключевая задача в кинотеатре — создать команду, которая может сделать из нашего с вами просмотра кино что-то более уникальное, чем просто тупо купил билет, попкорн и бутылку кока-колы, чего-то там посмотрел и забыл.

Но вы хотите сделать его модным местом? Вот, например, вы дружите с Gucci.

Мода сегодня очень сильно зависит от аудитории, с которой ты взаимодействуешь. И для кого-то, я уверена, «Пропаганда» до сих пор является актуальной и модной, потому что там играет кто-то, кто не играет больше нигде. А для кого-то «Стрелка» и кинотеатр «Художественный» не являются модными. Цитируя Шанель, «​у моды две цели: удобство и любовь. А красота возникает, когда мода добивается этих целей». И вот мы скорее об этом.

Так это про моду или про сообщество? Потому что «Стрелка», наверное, была одной из первых, которая собрала вокруг себя сообщество. Как «Гараж» сейчас.

Это точно про сообщество, я бы просто поменяла слово «модное» на «актуальное». Сообщество сегодня — очень актуальный способ жить, работать и вообще функционировать. Здесь мы возвращаемся к разговору про открытость и закрытость этого мира, потому что так или иначе мы все хотим в какие-то трайбы. Поэтому возникают сообщества велосипедистов, людей, которые любят архитектуру или ненавидят ее.

Раньше все делились на взрослых и молодых, правых или левых, а сейчас из-за того, что мы все стали очень vocal, параметров, по которым мы делим людей на своих и чужих, стало великое множество. Думаешь, люди все еще способны объединяться по какому-то принципу?

Двор «Стрелки» может вместить в себя три-четыре тысячи человек. Вот объем сообщества, которое мы можем собрать на том или ином мероприятии. При этом есть аудитория, которая интересуется вопросами экологии, и они могут воспринимать «Стрелку» как пространство, куда они могут прийти и эти вопросы обсудить. Есть люди, которые хотят смотреть советское кино и могут пойти за этим в кинотеатр «Художественный». А есть люди, которые хотят смотреть классное документальное кино про фэшн и Маржелу. И у них всех должно быть пространство, куда они могут пойти.

Так или иначе мы все хотим в какие-то трайбы

«Стрелка» — это еще и место, где выкристаллизовалась концепция урбанистики, которая сейчас пошла в регионы. Лично меня очень беспокоят ваши планы в моем любимом Суздале.

Нет, но мы очень любим туда ездить, и зимой и летом. И мы чуть переживаем, что сейчас туда придет московская программа «Моя улица», некий стандарт. Как в Нижнем Новгороде, где дикими темпами идет благоустройство к 800-летию, и он немножко, скажем так, омосковскивается.

Большая часть проектных организаций в советское время существовала в Санкт-Петербурге и в Москве. Это не новость. В Суздале сейчас сложилось две аудитории. Есть люди, которые родились и живут в Суздале. И для них в городе происходит крайне мало. Один из ключевых проектов, которые мы предлагаем в Суздале, это не программа «Моя улица», а строительство новой качественной классной и современной школы. Мы ходим вокруг этого проекта уже полтора года и пока не можем добиться никакого результата. Потому что Суздаль как город слишком маленький, он не попадает ни в какие программы. Той части людей, которые ездят в Суздаль отдыхать на дачах, не сильно интересно, в какие школы ходят суздальцы. В результате не происходит необходимого опыления между людьми, которые туда приезжают, и людьми, которые там живут, их качество жизни не повышается. В Суздале по этой части огромный дефицит. Программа, с которой мы работаем, связана с тем, чтобы снизить этот дефицит.

Кажется, что если ты бесчеловечный — ты эффективный, а если человечный — то неэффективный

А не решается ли эта проблема передачей решения городских вопросов жителям? В Штатах есть понятие commitment to the society. Самый яркий пример — история парка Хай-Лайн в Нью-Йорке, на который скидывались всем миром, включая Диану фон Фюрстенберг. В итоге все счастливы, а парк управляется обществом «Друзья парка Хай-Лайн». Может ли быть что-то такое у нас?

Да. Я вижу это в городах, которые меньше по размеру, чем Москва, но этого крайне мало. Нам нужно больше городских сообществ. Например, год назад из Москвы в Санкт-Петербург отправилась велоэкспедиция «Вело 1». Вокруг этой истории начинает формироваться сообщество людей, которые хотят видеть развитую и комфортную инфраструктуру для велосипедистов, возможности для велопутешествий в России и готовы в этом помогать. 

Это более эффективная структура?

Эффективно — когда городские сообщества работают совместно с локальным бизнесом, или международным бизнесом, не важно, и с муниципалитетом. Понимая, что у каждого из этих трех стейкхолдеров есть разные интересы. Потому что у городской администрации, например, сложная ситуация: они находятся не такой долгий срок на своих позициях, но при этом большая часть проектов, которые они должны делать, — долгосрочные. Они дадут свой эффект, когда человек уже не будет на посту мэра. 

Когда вы занимались программой «Моя улица», «Стрелке» было очень важно вести пиар-кампанию, рассказывать людям, что происходит. Сейчас мэрия Москвы не пытается посвятить кого-то в свои планы — просто приезжают и начинают реконструкцию.

Во-первых, в городе не надо бояться конфликта. Нигде нет ни одного городского проекта, в котором все были бы довольны, это часть коллективной жизни. Есть люди, которые хотят, чтобы у них был консьерж в подъезде, есть люди, которые не хотят этого. Есть люди, которых бесит, когда кто-то оставляет велосипед в подъезде, есть люди, которые считают, что подъезд ровно для этого и существует. И конечно, коммуникация важна. Потому что тебе пусть и, возможно, в не очень цензурной форме, но могут дать обратную связь. Не надо ждать, что тебе будут благодарны. Это чисто история про «делай добро и бросай его в воду».

Раз уж мы заговорили про фидбэк, «новая этика» как-то повлияла на методы управления командой? Ну, что всех нужно обязательно хвалить и только потом критиковать. А потом снова похвалить.

Мне один коуч по обратной связи сказал очень хорошую фразу: «Человек, который дает тебе обратную связь, имеет право дать ее в той форме, в которой он умеет. Она может быть экологичной, может быть не экологичной. И твоя задача — учиться принимать эту обратную связь. Слышать ее важнее, чем находиться в позиции: «Вы мне дали не очень экологичную обратную связь». Да, бывает. Сложно ли мне с этим? Мне сложно, так же, как и всем. Винегрет ощущений у меня получается, когда мы собрались вроде как обсудить проект, а на самом деле мы обсуждаем, как мы все устали. Но этот тезис — что тебе могут давать обратную связь в любой форме — помогает.

Ты веришь в карьерный коучинг?

Да. Я к этому пришла 10 или 12 лет назад. Я командный игрок — во всем: в том, как я работаю, в том, как я дружу, в том, как я живу. Поэтому я не могу закрыться, выбрать один путь, ни с кем его не обсуждать, ни с кем не делиться своей радостью или своей грустью.

К тебе за это время пришло ощущение успеха? Что ты всего добилась, эффективный менеджер…

Когда ты меня спросил про эффективный менеджемент, я подумала: «Какой я все-таки лузер. 12 лет фигачу-фигачу, а клеймо, которое на меня вешают в итоге, — «эффективный менеджер». А потом подумала: «А чего я вообще расстраиваюсь? Может, мне просто не нравится слово „эффективный“?» Кажется, что если ты бесчеловечный — ты эффективный, а если человечный — то неэффективный. Хотя для меня эффективность во многом — в человечности. И в этой части я, наверное, могу согласиться с тем, что я — успешный, эффективный менеджер. Но мне столько всего еще хочется наделать, и вокруг себя, и внутри себя, что я буду рассуждать про успех только тогда, когда мне будет 88 или 98. Пока работаем.

Были решения, за которые тебе обидно?

Конечно, были. На «Стрелке» есть такое правило: когда новый человек приходит работать, мы у него спрашиваем — какой у него был walk of shame. У меня walk of shame был, и не один. Что-то из этого было очень заметно, что-то — менее заметно.